Флюгер

С этой секунды четвертая жизнь Тимселя рванулась и начала раскручиваться, как часовой механизм, у которого сорвало маятник (в этом случае шестерни воют от перегрузки, а минутная стрелка вертится со скоростью велосипедной спицы).
Буквы NC ударили, как двойной выстрел. Тим распахнул книгу. Сколько ушло на расшифровку? Минута, две? Тим не знал. Но он запомнил: когда прочитал номер вагона, большие электронные часы на стене показали 21.07.
"Трое с площади Карронад", Владислав Крапивин

В 1917  году немцы начали свою бесчеловечную подводную войну. Я никогда не соглашался с теми, кто осуждал немцев за пользование подводными лодками с целью повредить корабли неприятеля или даже корабли нейтральных стран, когда существовали  явные доказательства  того, что  суда эти  перевозили  военную контрабанду. Германия могла надеяться на победу только в том случае, если ей удалось бы помешать союзникам получать снабжение морским путем. И я находил, что  немцы  правы,  применяя с этой  целью подводные  лодки. Но я никогда не признавал  за  немцами права пользоваться подводными лодками  в тех случаях, когда подозрительное судно  даже  не  подвергалось осмотру,  а  пассажиры  и команда   не   доставлялись  в  безопасное   место.  Поэтому,   когда  немцы окончательно отбросили последнюю  человечность и  стали бесцеремонно  топить корабли  без  всякого  предупреждения,  то  я  стал  разделять  общее   всем цивилизованным людям чувство горячего возмущения.
     В  октябре 1917  года возмущение это  достигло крайних  пределов, когда немецкая подводная лодка без предупреждения потопила в Северном море одно из наших торговых судов и даже стреляла по спасательным шлюпкам, которые экипаж пытался спустить на воду.
     Перед  самой  войной  кайзер  лично  наградил  меня  немецким  орденом, пожалованным  мне за  открытие  Южного  полюса.  Кроме  того,  у  меня  было несколько немецких медалей.
     В  день,  когда пришло  известие  об  этом  жестоком потоплении, во мне возникло неудержимое желание проявить свое мнение каким-нибудь поступком. Но по свойственной  мне  сдержанности я  не  хотел поступать опрометчиво. Я дал себе  сутки срока, чтобы  обдумать свое  первоначальное  решение.  Но  сутки прошли - и решение осталось неизменным.  Взвесив  все точно и приняв твердое намерение, я отправился в  германское посольство  в  Осло, захватив с  собою конверт,  заключавший все мои германские знаки отличия с  приложенным  к ним официальным заявлением. В посольстве меня провели к князю Виду, исполнявшему тогда обязанности германского посла. Я  часто встречался с ним в обществе, и отношения у  нас  с  ним всегда  были очень приятные,  поэтому он с  улыбкой подошел ко мне и  протянул руку. Я же смотрел  на него совершенно серьезно и сделал вид, что не замечаю протянутой руки. Я заявил, что пришел  по важному делу, и прочел  вслух мое тщательно составленное письмо, так как боялся, что недостаточно владею немецким языком для свободного и сильного выражения моих чувств. Высказав  таким  образом  свое  негодование  и гнев, я  заявил,  что возвращаю все знаки отличия, полученные мною от  кайзера, на которого смотрю отныне  с  отвращением  и  презрением, вследствие  чего награды,  им данные, утратили для меня всякую ценность.
 
"Моя жизнь", Руал Амундсен
 

Севастополь, ВМС, озвучивание - гимн России(два раза подряд. ну, я его так и не знаю...)

- В вас начинает просыпаться военный человек: то, что вы говорите, совершенно невозможно понять.

- Если вам нечего делать, то не надо этого делать здесь.

- У вас, товарищ мичман, взгляд неуставной. Не может, не имеет права человек, чьи подчинённые засрали всю лодку, так кристально честно смотреть в мои глаза!

- ...Для непонятливых дебилов с одной извилиной повторяю: лицо на фотографии должно быть квадратным, 3 на 4, причём - с углом.

- Сегодня мне снились наши труженники низов - трюмные... К чему бы это? Видимо - к глистам.

- Где?!.. Где, я повторяю, лейтенант, вы в уставе видели строчку "Интим не предлагать"? Её там нет! Поэтому я вас деру и драть буду!..

- Вязать мат с матом - это тавтология, товарищ старшина. Чтобы быть достойным своего звания - совершайте эти вещи раздельно!.. ( Мат - циновка или коврик, изготовленные из растительного троса. Мат используют на судах в качестве половиков, прокладок при перевозке особо ценных грузов, при тушении пожаров и для временной заделки пробоин)

- Вахтенный! У вас тут целый капитан-лейтенант в моём лице стоит, а вы в меня даже не дышите. Вы можете лично меня ненавидеть и презирать - ваше право. Но честь-то вы мне отдать обязаны?..

- ...И хотя наш эсминец и называется "Настойчивый", мы между собой называем его "Бумеранг".
- Что? Такой быстрый?
- Нет. Хотим, чтобы как бумеранг, он всегда возвращался обратно.
- Ну, это мне по фиг. Главное, чтобы вы так свои ракеты не называли...
( ещё морской юмор... )
отсюда.

У-ТЮ-ТЮ, МАЛЕНЬКИЙ
Службу на флоте нельзя воспринимать всерьез, иначе спятишь. И начальника нельзя воспринимать всерьез. И орет он на тебя не потому, что орет, а потому что начальник – ему по штату положено. Не может он по-другому. Он орет, а ты стоишь и думаешь.
– Вот летела корова… и, пролетая над тобой, любимый ты мой, наделала та корова тебе прямо… – и тут главное, во время процесса, не улыбнуться, а то начальника кондратий хватит, в горле поперхнет, и умрет он, и дадут тебе другого начальника.
Но лучше всего во время разноса не думать ни о чем, отключаться: только он прорвался к твоему телу, а ты – хлоп, и вырубился А еще можно мечтать: стоишь… и мечтаешь…
– ЦЦП!
– Есть ЦДП!
Центральный вызывает, вот черт!
– Начхим есть?
– Есть.
– Вас в центральный пост.
Вот так всегда: только подумаешь о начальнике, а он тут как тут. Ну, теперь расслабьтесь. На лицо – страх и замученный взгляд девочки-полонянки.
– Идите сюда!.. Ближе!.. Нечего трястись! Вы – кто?! Я вас спрашиваю: вы – кто? Я вам что? Я вам кто?! Кто! Кто?!
Про себя медленно: «Дед Пихто!»
– Почему не доложили? Почему? Я вас спрашиваю – почему?!!
Ой! О чем он?
– Очнитесь, вы очарованы! Я спрашиваю: где? Где?!
Под «где» такая масса смешных ответов, просто диву иногда даешься. Но главное, чтоб на лице читался страх – за взыскание, за перевод, за все. Пусть читается страх. А внутри мозг себе нужно заблокировать. Сейчас мы этим и займемся, благо что времени у нас навалом. Прекрасные бывают блоки. У некоторых получается так хорошо и сразу, что трудности только с возвращением в тот верхний, удивительный мир, Например, он к тебе уже приступил, а ты представляешь себе арбуз. Тяжелый. Попочка должна быть маленькой, это я про арбуз, а маковка – большой. Только тронешь – сразу треснет. И вгрызаемся. И потекло по рукам. Можно теперь немножко посмотреть, что там он делает.
– Когда! Когда?! Когда это случилось?! Ой, что тут творится! Ой, сколько слюней!
– …в приказе! Не сойдете с корабля! Сдохнете!!! Да! Я вам покажу!..
Интересно, что…
– Я вас научу!
Интересно, чему…
– Выть у меня будете!
Ах, этому..
– Выть!!! И грызть железо! Вот вам сход, вот!
Ой, какие неприличные у нас жесты.
– Вот… вам перевод! Вот… вам… в рот… ручку от зонтика! Обсосетесь!!!
Ну что за выражения. И вообще, Саша, с кем ты служишь? Где мама дала ему высшее образование?
– Запрещаю вам сход навсегда! Сгниете здесь! ВОТ ТАК ВОТ! Чего нос воротите?! Чего нос… каждый день мне доклад! Слышите? Каждый божий день!
У-тю-тю, маленький, ну чего ж ты так орешь, а?
– …и зачетный лист… сегодня же! У помощника! Лично мне будете все сдавать! Вот так… да… а вы думали… Жить начнем по новой! Никуда вы не переведетесь! Сгниете здесь! Вместе сгнием! А вот когда вы приползете… вот тогда…
Ну, какие дикие у нас мечты.
– Да, да, да! Вот тогда посмотрим! ВОН ОТСЮДА-А!
Ох и пасть! Пропасть. Ну и пасть, чтоб им пропасть. Медленно по трапу – "рожденный ползать летать не может". А как хотелось. Бабочкой. Махаоном. И по полю. До горизонта. Небо синее. Далеко-далеко. Головенка безмозглая. Ни черта там нет. Совсем ничего. А иначе как бы мы сюда попали, целоваться в клюз… Теперь – увы нам…
"72 метра", Александр Покровский

Кают-компания… В этом слове для моряка заключено многое. В кают-компании, выражаясь по-уставному, принимают пищу, проводят занятия с командой корабля и офицерами. Но если в ней лишь исполняют служебные обязанности, молча обедают или ужинают и расходятся без улыбки, доброй шутки – это плохой признак, значит, офицерский состав недружный. Но коль в кают-компании по вечерам собираются все свободные офицеры, чтобы отдохнуть, коль в ней не умолкают шутки и смех, а душа такого коллектива – командир или старпом, следовательно, коллектив здоровый. Помнится, на «Авроре» давалась команда: «Стричься, бриться, в бане мыться, песни петь и веселиться». В этой, казалось бы, не совсем серьезной команде заложено доброе начало: кончил дело – гуляй смело. После напряженного труда наступает свободное от службы время, и пусть в эти часы команда, не боясь окрика, веселится или у фитиля на полубаке, или же в своих кубриках. В такие часы не следует придираться к пустякам. Веселое настроение в минуты отдыха тоже важно.
Тяжелое впечатление оставляет корабль, на котором не слышно смеха и шуток даже в свободное от службы время. На первый взгляд на таком корабле все идет чин чином, по-уставному. Но если присмотреться внимательно, то можно заметить: на нем не все благополучно. Там нет тех человеческих нитей, которые протягиваются от сердца к сердцу и связывают всю команду корабля, от командира до матроса. А без этого не может быть высокого, здорового политико-морального состояния в бою. Привязанность сослуживцев друг к другу подтверждается еще вот чем. Встречаясь через много лет, люди хорошо помнят, кто командовал флотом, отдельными кораблями, даже кто был боцманом на каждом из них.
"Накануне", Н.Г.Кузнецов

Нахимов настойчиво старался внушить подчиненным ему офицерам те идеи, которыми сам он был одушевлен и которые не походили на общепринятые тогда в этой среде воззрения. "Мало того что служба представится нам в другом виде, - говорил Нахимов, - да сами-то мы совсем другое значение получим на службе, когда будем знать, как на кого нужно действовать. Нельзя принять поголовно одинаковую манеру со всеми. Подобное однообразие в действиях начальника показывает, что нет у него ничего общего со своими подчиненными и что он совершенно не понимает своих соотечественников. А это очень важно. Офицеры, глубоко презирающие сближение со своими соотечественниками - простолюдинами, не найдут должного точа. А вы думаете, что матрос не заметит этого? Заметит лучше, чем наш брат! Мы говорить умеем лучше, чем замечать, а последнее уже их дело. А каково пойдет служба, когда все подчиненные будут наверно знать, что начальники их не любят и презирают их? Вот настоящая причина, что на многих судах ничего не выходит и что некоторые молодые начальники одним только страхом хотят действовать. Страх подчас хорошее дело, да согласитесь, что не натуральная вещь - несколько лет работать напропалую ради страха. Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу-с, тогда с нашим лихим народом можно такие дела делать, что просто чудо. Удивляют меня многие молодые офицеры: от русских отстали, к французам не пристали, на англичан также не похожи; своих презирают, чужому завидуют, своих выгод совершенно не понимают. Это никуда не годится!"
Для Нахимова не подлежало сомнению, что классовое чванство офицеров - гибельное дело для службы, и он это открыто высказывал: "Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми!" И снова и снова он повторяет свою излюбленную мысль: "Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля; матрос бросится на абордаж, если понадобится. Все сделает матрос, если мы, начальники, не будем эгоистичны, ежели не будем смотреть на службу как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных - как на ступени для собственного возвышения.
Матросы - основная военная сила флота. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбивы, а действительные слуги Отечества". Нахимов вспоминает знаменитую победу Нельсона над французским и испанским флотом 21 октября 1805 года. "Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был маневр - вздор-с! Весь маневр Нельсона заключался в том, что он знал слабость неприятеля и свою силу и не терял времени, вступая в бой. Слава Нельсона заключается в том, что он постиг дух народной гордости своих подчиненных и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками. Вот это-то воспитание и составляет основную задачу; вот чему я посвятил себя, для чего тружусь неусыпно и, видимо, достигаю своей цели: матросы любят и понимают меня. Я этою привязанностью дорожу больше чем отзывом чванных дворянчиков-с! У многих командиров служба не клеится на судах оттого, что они неверно понимают значение дворянина и презирают матросов, забывая, что у мужиков есть ум, душа и сердце, так же как у всякого другого".
"Павел Степанович Нахимов", Евгений Тарле