(no subject)
Friday, February 29th, 2008 14:28![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
wind_vaneНас вернули на испытательную работу, которая тоже продолжалась недолго, ее сменило невеселое задание: перегон самолетов эвакуировавшегося на восток Летно-исследовательского института (ЛИИ), в Казань и Новосибирск. Погода стояла, как говорят, условно-летная, то есть в мирное время нелетная, а в военное - более или менее приемлемая.
Перегнали. Увидели, что испытательная работа почти замерла, и, естественно, потянулись на фронт.
Помог нам начальник ЛИИ М.М. Громов, вернувшийся из США, куда летал с заданием просить у президента Рузвельта тяжелые бомбардировщики "летающая крепость". Рузвельт, помнивший Громова с 1937 года, когда наши летчики совершили беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в Америку, принял нашу делегацию: Громова, Байдукова и Юмашева - очень дружелюбно, но... "летающих крепостей" не дал ("самим не хватает").
Громов получил назначение на Калининский фронт командиром 31 -и смешанной авиадивизии и, желая подкрепить ее сильным летным составом, выхлопотал в Управлении кадров ВВС назначение нескольких испытателей: Гринчика, Юганова, Гимпеля, Байкалова, Самусева и автора этих заметок - в кадры ВВС, к себе. Попутно нас авансом повысили в званиях - я тогда стал капитаном.
И вот в морозный декабрьский день я стою на одной из заснеженных казанских улиц, прощаюсь со своим другом - прекрасным летчиком- испытателем Юрием Константиновичем Станкевичем, известным, в частности, тем, что был у нас первым и в то время единственным, успешно сочетавшим полноценною (как говорят, "любое задание на любой машине") летную работу со столь же полноценной инженерно- исследовательской работой. А главное, хороший он был, доброжелательный человек. И верный друг своим друзьям.
- Тревожно мне за тебя, Марик, - говорил Юра. - Очень тревожно. Такая мясорубка идет. К нам на аэродром прибыл вчера полк на переформирование, так у них за три месяца почти весь летный состав выбило... Будь там поосторожнее! Не горячись. Не лезь на рожон зря.
- Летай как можно ниже и на самой малой скорости, - попробовал отшутиться я, процитировав фразу из анекдота про встревоженную мамашу, узнавшую, что ее сын летает в аэроклубе, и выдавшую ему этот совет, по сути своей предельно опасный.
- Выше или ниже - на месте тебе будет видней. Но только без лишнего азарта. С головой.
Я пообещал, что пренебрегать этой частью своего организма не буду. Мы обнялись, и я пошел. Оглянувшись, увидел, что Юра пристально смотрит мне вслед.
Я вернулся из боевого вылета, зарулил машину на стоянку, как всегда, поблагодарил механика за исправную работу техники и отправился к землянке командира полка майора (в будущем - генерал-полковника авиации) Г.А. Чучева, чтобы доложить о выполнении задания и, скорее всего, получить следующее.
У землянки меня ожидал замкомандира дивизии по тылу И.М. Гиллер.
- Знаешь, - сказал он, - погиб Станкевич.
Это сообщение ударило меня как обухом по голове. Юра так беспокоился обо мне, и вот!..
… В Горьком, где находилось тогда конструкторское бюро С.А. Лавочкина, Юра получил задание (летчиков ЛИИ часто привлекали на «фирмы» для выполнения каких-либо разовых работ) перегнать в Москву двухместный вариант истребителя ЛаГГ-3, специально изготовленный для обучения и тренировки молодых летчиков перед выпуском их на основной одноместной машине этого типа.
Увидев, что Станкевич собирается в Москву, его друг – молодой, хотя уже достаточно известный сотрудник ЦАГИ М.В. Келдыш попросил:
- Юра! Мне тоже надо на несколько дней в Москву. Поезда ходят ненадежно. Возьми меня с собой.
Порядки тогда были простые – особых санкций на то, чтобы взять с собой пассажира, не требовалось. И Станкевич легко согласился.
- Только знаешь, - сказал он, - сначала я сделаю коротенький контрольный полет над аэродромом с механиком. Попробую машину. Сяду, дозаправлюсь – и полетим.
На первом же энергичном вираже самолет сорвался в штопор. Летчик вывел его в пикирование, но на выходе из пикирования машина снова сорвалась – и так три раза.
Причина такого поведения самолета была ясна: с одного из его крыльев сорвало предкрылок (отклоняющийся носок) и крыло, превратившись в подобие ножа, свои несущие свойства утратило. А вот отчего сорвался предкрылок, выяснилось позднее: он не прошел положенной термической обработки, хотя клеймо о том, что эта технологическая операция выполнена, на нем стояло. Чье-то разгильдяйство, безответственность, путаница – авиация таких вещей не прощает. Кадровых рабочих не хватало, на производство пришли вчерашние домохозяйки и подростки – с них и спрос невелик. В упавшей машине нашли Станкевича, который успел открыть закрывающий его кабину прозрачный колпак, отстегнуть привязные ремни – словом, был полностью готов к тому, чтобы выброситься с парашютом. Но не прыгнул, потому что командир покидает гибнущий корабль последним. А механик, не привычный к полетам, видимо, остолбенел, во всяком случае он замер в своей кабине, не предприняв никаких действий для прыжка.
Келдыш – будущий президент Академии наук – остался жив случайно. Много лет спустя, на космодроме, куда он – «Главный теоретик космонавтики», как его конспиративно именовали в прессе, - приезжал на все первые космические пуски, мы с ним однажды в разговоре вернулись к той трагедии. Юру Станкевича мы оба любили и забыть не могли.
А у меня запечатлелись в памяти морозный декабрьский день, улица в Казани и Юра Станкевич, взволнованно смотревший на меня, улетающего на фронт, как на потенциального смертника, уверенный, что его ждут дела более спокойные. Кто знает свою судьбу?
Кстати, в дальнейшем статистика выдала данные, показавшиеся на первый взгляд неожиданными: оказалось, что потери летного состава в боях и на испытаниях авиационной техники почти не отличаются друг от друга.
"Я думал, это давно забыто", Марк Галлай
Перегнали. Увидели, что испытательная работа почти замерла, и, естественно, потянулись на фронт.
Помог нам начальник ЛИИ М.М. Громов, вернувшийся из США, куда летал с заданием просить у президента Рузвельта тяжелые бомбардировщики "летающая крепость". Рузвельт, помнивший Громова с 1937 года, когда наши летчики совершили беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в Америку, принял нашу делегацию: Громова, Байдукова и Юмашева - очень дружелюбно, но... "летающих крепостей" не дал ("самим не хватает").
Громов получил назначение на Калининский фронт командиром 31 -и смешанной авиадивизии и, желая подкрепить ее сильным летным составом, выхлопотал в Управлении кадров ВВС назначение нескольких испытателей: Гринчика, Юганова, Гимпеля, Байкалова, Самусева и автора этих заметок - в кадры ВВС, к себе. Попутно нас авансом повысили в званиях - я тогда стал капитаном.
И вот в морозный декабрьский день я стою на одной из заснеженных казанских улиц, прощаюсь со своим другом - прекрасным летчиком- испытателем Юрием Константиновичем Станкевичем, известным, в частности, тем, что был у нас первым и в то время единственным, успешно сочетавшим полноценною (как говорят, "любое задание на любой машине") летную работу со столь же полноценной инженерно- исследовательской работой. А главное, хороший он был, доброжелательный человек. И верный друг своим друзьям.
- Тревожно мне за тебя, Марик, - говорил Юра. - Очень тревожно. Такая мясорубка идет. К нам на аэродром прибыл вчера полк на переформирование, так у них за три месяца почти весь летный состав выбило... Будь там поосторожнее! Не горячись. Не лезь на рожон зря.
- Летай как можно ниже и на самой малой скорости, - попробовал отшутиться я, процитировав фразу из анекдота про встревоженную мамашу, узнавшую, что ее сын летает в аэроклубе, и выдавшую ему этот совет, по сути своей предельно опасный.
- Выше или ниже - на месте тебе будет видней. Но только без лишнего азарта. С головой.
Я пообещал, что пренебрегать этой частью своего организма не буду. Мы обнялись, и я пошел. Оглянувшись, увидел, что Юра пристально смотрит мне вслед.
Я вернулся из боевого вылета, зарулил машину на стоянку, как всегда, поблагодарил механика за исправную работу техники и отправился к землянке командира полка майора (в будущем - генерал-полковника авиации) Г.А. Чучева, чтобы доложить о выполнении задания и, скорее всего, получить следующее.
У землянки меня ожидал замкомандира дивизии по тылу И.М. Гиллер.
- Знаешь, - сказал он, - погиб Станкевич.
Это сообщение ударило меня как обухом по голове. Юра так беспокоился обо мне, и вот!..
… В Горьком, где находилось тогда конструкторское бюро С.А. Лавочкина, Юра получил задание (летчиков ЛИИ часто привлекали на «фирмы» для выполнения каких-либо разовых работ) перегнать в Москву двухместный вариант истребителя ЛаГГ-3, специально изготовленный для обучения и тренировки молодых летчиков перед выпуском их на основной одноместной машине этого типа.
Увидев, что Станкевич собирается в Москву, его друг – молодой, хотя уже достаточно известный сотрудник ЦАГИ М.В. Келдыш попросил:
- Юра! Мне тоже надо на несколько дней в Москву. Поезда ходят ненадежно. Возьми меня с собой.
Порядки тогда были простые – особых санкций на то, чтобы взять с собой пассажира, не требовалось. И Станкевич легко согласился.
- Только знаешь, - сказал он, - сначала я сделаю коротенький контрольный полет над аэродромом с механиком. Попробую машину. Сяду, дозаправлюсь – и полетим.
На первом же энергичном вираже самолет сорвался в штопор. Летчик вывел его в пикирование, но на выходе из пикирования машина снова сорвалась – и так три раза.
Причина такого поведения самолета была ясна: с одного из его крыльев сорвало предкрылок (отклоняющийся носок) и крыло, превратившись в подобие ножа, свои несущие свойства утратило. А вот отчего сорвался предкрылок, выяснилось позднее: он не прошел положенной термической обработки, хотя клеймо о том, что эта технологическая операция выполнена, на нем стояло. Чье-то разгильдяйство, безответственность, путаница – авиация таких вещей не прощает. Кадровых рабочих не хватало, на производство пришли вчерашние домохозяйки и подростки – с них и спрос невелик. В упавшей машине нашли Станкевича, который успел открыть закрывающий его кабину прозрачный колпак, отстегнуть привязные ремни – словом, был полностью готов к тому, чтобы выброситься с парашютом. Но не прыгнул, потому что командир покидает гибнущий корабль последним. А механик, не привычный к полетам, видимо, остолбенел, во всяком случае он замер в своей кабине, не предприняв никаких действий для прыжка.
Келдыш – будущий президент Академии наук – остался жив случайно. Много лет спустя, на космодроме, куда он – «Главный теоретик космонавтики», как его конспиративно именовали в прессе, - приезжал на все первые космические пуски, мы с ним однажды в разговоре вернулись к той трагедии. Юру Станкевича мы оба любили и забыть не могли.
А у меня запечатлелись в памяти морозный декабрьский день, улица в Казани и Юра Станкевич, взволнованно смотревший на меня, улетающего на фронт, как на потенциального смертника, уверенный, что его ждут дела более спокойные. Кто знает свою судьбу?
Кстати, в дальнейшем статистика выдала данные, показавшиеся на первый взгляд неожиданными: оказалось, что потери летного состава в боях и на испытаниях авиационной техники почти не отличаются друг от друга.
"Я думал, это давно забыто", Марк Галлай
