![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
В кабине тишина. Самое собачье время, когда сон, до того давивший и обволакивавший, внезапно отключает сознание, и человек роняет голову, дергается, выпрямляется... и снова веки свинцовой тяжестью наползают на глаза.
Летняя бессонная, из ночи в ночь, работа высасывает соки, притупляет мышление, ослабляет волю, и все это проявляется именно перед утром, когда мы в три тысячи семьсот восемьдесят пятый раз встречаем в воздухе зарю. Как в той старой пионерской песне:
"Ты всегда пионерским салютом
Утром солнце встречай..."
Да уж. Салютом. Один чертит головой правильные круги, другой уронил голову, наушники свалились, тонкая нить сонной слюны сочится из угла рта...
Ребята, поспите, я послежу.
Мне не хочется спать. Я стар и свое уже отмучил. Я задремываю днем. А сейчас вот сижу, думаю. Прекрасная земля, в утреннем сне, слегка прикрытая фатой туманов по низинам, раскинулась подо мной. Сотни раз я наблюдал эту картину, сотни раз любовался -- и не налюбуюсь... Я на своем месте в этом мире. Поспите пока, я послежу.
-- Филаретыч, подремай. Длинный же участок, все настроено... глаза как у рака... подремай.
-- Да знаешь, что-то не спится. Серьезно. Думаю...
-- Вот и я думаю.
-- Как-то картошку бы окучить.
-- Вот поспим, да вечерком и съездим.
-- Жарко будет.
-- Сибиряк жары не боится.
Сидим. Думаем о своем. Ребята спят. Конечно, усталость. А куда денешься.
Я поглядываю.
Стук в дверь. Бортпроводница с подносом:
-- Ребятки, кофейку?
-- Спасибо, моя хорошая. Дай тебе бог здоровья.
Все-таки мы -- хороший экипаж, проводницы об этом открыто говорят. Вот и забота.
-- Ну что, ребятки, изопьем маленько?
Встряхнулись. Каких-то десять минут -- а насколько легче. Да еще кофе.
Из всех средств, спасающих экипаж от мучительной дремоты, самым радикальным, по моему опыту, является интересный разговор. Другой раз заводишь его искусственно, когда видишь, что и кофе не помогает. Да и сколько того кофе можно пить-то перед утром: надо же и поспать после тяжелой ночи, а это тема особого разговора. Так что надо уметь расшевелить экипаж, лишь бы не молчали, лишь бы вновь не погружались в тихую теплую дрему.
Если погода на аэродроме посадки скверная, то тревога за исход полета и так не даст людям дремать, все подтянутся, подберутся, мобилизуются.
Однако если есть признаки того, что погода испортится, я предпочитаю не дергать экипаж и не принимать погоду по радио каждые полчаса. Вылетали -- оценивали же погоду, приняли решение, знаем, что делать. И нечего дергаться: прилетим -- увидим. Будет день -- будет пища. А пока -- отдыхайте по возможности. Выгрызайте намерзший между пальцами лед, выкусывайте блох, зализывайте царапины... Нам эту упряжку тащить предстоит не один год, и энергию надо беречь, расходовать аккуратно.
Нельзя в полете все время быть страшно бдительным. Нельзя все время усиливать и усиливать осмотрительность. Нельзя каждую минуту думать о вынужденной посадке и подыскивать по маршруту площадки. Нельзя все время держать себя и экипаж в нервном напряжении.
Мне очень важно, чтобы на посадке, самом сложном этапе полета, каждый мой человек думал не о незаконченном споре, не подыскивал в нем последний, самый решающий аргумент, не давился незаслуженной обидой, образно говоря, не рычал глухо в плечо товарища, а наоборот, был готов, со всеми силами и со всем желанием, красиво, для души, сделать то, что мы можем только вместе, дружно -- и лучше всех.
Каждый из нас -- мастер. Мы в этом убеждались годами. Мы вместе делали друг из друга мастеров. Мы возвышали друг друга примерами личного мастерства.
Какие споры? Какие дебаты? Какие аргументы? Сейчас мы снова убедимся, а заодно покажем всем еще раз: смотрите же, как ЭТО делается! Учитесь, пока мы еще живы.
А пока подремайте, ребята. Я послежу.
"Раздумья ездового пса", Василий Ершов
Летняя бессонная, из ночи в ночь, работа высасывает соки, притупляет мышление, ослабляет волю, и все это проявляется именно перед утром, когда мы в три тысячи семьсот восемьдесят пятый раз встречаем в воздухе зарю. Как в той старой пионерской песне:
"Ты всегда пионерским салютом
Утром солнце встречай..."
Да уж. Салютом. Один чертит головой правильные круги, другой уронил голову, наушники свалились, тонкая нить сонной слюны сочится из угла рта...
Ребята, поспите, я послежу.
Мне не хочется спать. Я стар и свое уже отмучил. Я задремываю днем. А сейчас вот сижу, думаю. Прекрасная земля, в утреннем сне, слегка прикрытая фатой туманов по низинам, раскинулась подо мной. Сотни раз я наблюдал эту картину, сотни раз любовался -- и не налюбуюсь... Я на своем месте в этом мире. Поспите пока, я послежу.
-- Филаретыч, подремай. Длинный же участок, все настроено... глаза как у рака... подремай.
-- Да знаешь, что-то не спится. Серьезно. Думаю...
-- Вот и я думаю.
-- Как-то картошку бы окучить.
-- Вот поспим, да вечерком и съездим.
-- Жарко будет.
-- Сибиряк жары не боится.
Сидим. Думаем о своем. Ребята спят. Конечно, усталость. А куда денешься.
Я поглядываю.
Стук в дверь. Бортпроводница с подносом:
-- Ребятки, кофейку?
-- Спасибо, моя хорошая. Дай тебе бог здоровья.
Все-таки мы -- хороший экипаж, проводницы об этом открыто говорят. Вот и забота.
-- Ну что, ребятки, изопьем маленько?
Встряхнулись. Каких-то десять минут -- а насколько легче. Да еще кофе.
Из всех средств, спасающих экипаж от мучительной дремоты, самым радикальным, по моему опыту, является интересный разговор. Другой раз заводишь его искусственно, когда видишь, что и кофе не помогает. Да и сколько того кофе можно пить-то перед утром: надо же и поспать после тяжелой ночи, а это тема особого разговора. Так что надо уметь расшевелить экипаж, лишь бы не молчали, лишь бы вновь не погружались в тихую теплую дрему.
Если погода на аэродроме посадки скверная, то тревога за исход полета и так не даст людям дремать, все подтянутся, подберутся, мобилизуются.
Однако если есть признаки того, что погода испортится, я предпочитаю не дергать экипаж и не принимать погоду по радио каждые полчаса. Вылетали -- оценивали же погоду, приняли решение, знаем, что делать. И нечего дергаться: прилетим -- увидим. Будет день -- будет пища. А пока -- отдыхайте по возможности. Выгрызайте намерзший между пальцами лед, выкусывайте блох, зализывайте царапины... Нам эту упряжку тащить предстоит не один год, и энергию надо беречь, расходовать аккуратно.
Нельзя в полете все время быть страшно бдительным. Нельзя все время усиливать и усиливать осмотрительность. Нельзя каждую минуту думать о вынужденной посадке и подыскивать по маршруту площадки. Нельзя все время держать себя и экипаж в нервном напряжении.
Мне очень важно, чтобы на посадке, самом сложном этапе полета, каждый мой человек думал не о незаконченном споре, не подыскивал в нем последний, самый решающий аргумент, не давился незаслуженной обидой, образно говоря, не рычал глухо в плечо товарища, а наоборот, был готов, со всеми силами и со всем желанием, красиво, для души, сделать то, что мы можем только вместе, дружно -- и лучше всех.
Каждый из нас -- мастер. Мы в этом убеждались годами. Мы вместе делали друг из друга мастеров. Мы возвышали друг друга примерами личного мастерства.
Какие споры? Какие дебаты? Какие аргументы? Сейчас мы снова убедимся, а заодно покажем всем еще раз: смотрите же, как ЭТО делается! Учитесь, пока мы еще живы.
А пока подремайте, ребята. Я послежу.
"Раздумья ездового пса", Василий Ершов